Неточные совпадения
Ветер упорно, как бы настаивая на своем, останавливал Левина и,
обрывая листья и цвет с лип и безобразно и странно оголяя белые сучья берез, нагибал всё
в одну
сторону: акации, цветы, лопухи, траву и макушки дерев.
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался
в ту
сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то
в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег
в траве над
обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку.
Вере подозрительна стала личность самого проповедника — и она пятилась от него; даже послушавши,
в начале знакомства, раза два его дерзких речей, указала на него Татьяне Марковне, и людям поручено было присматривать за садом. Волохов зашел со
стороны обрыва, от которого удалял людей суеверный страх могилы самоубийцы. Он замечал недоверие Веры к себе и поставил себе задачей преодолеть его — и успел.
Где-то
в стороне заревел изюбр, но вяло и, не дотянув до конца,
оборвал последние ноты.
В низовьях Такема разбивается на три рукава. Они все впадают
в длинную заводь, которая тянется вдоль берега моря и отделена от него песчаным валом. Раньше устье Такемы было
в 12 км от моря, там, где долина суживается и образует «щеки». Об этом красноречиво говорят следы коррозии [Углубления, проделанные морским прибоем
в горной породе.] с левой
стороны долины, у подножия отодвинутых ныне
в глубь страны береговых
обрывов, состоящих из аклировидного гранита.
В стороне звонко куковала кукушка. Осторожная и пугливая, она не сидела на месте, то и дело шныряла с ветки на ветку и
в такт кивала головой, подымая хвост кверху. Не замечая опасности, кукушка бесшумно пролетела совсем близко от меня, села на дерево и начала было опять куковать, но вдруг испугалась,
оборвала на половине свое кукование и торопливо полетела обратно.
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели,
в чем дело. Из-за гор, с правой
стороны Мутухе, большими клубами подымался белый дым. Дальше, на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы пошли к морю и, когда достигли береговых
обрывов, повернули влево, обходя глубокие овраги и высокие мысы.
Внизу под
обрывом плескалась рыба, по ту
сторону реки
в лесу ухал филин-пугач,
в горах ревели изюбры и где-то поблизости тоскливо кричала кабарга.
С левой
стороны высилась скалистая сопка. К реке она подходила отвесными
обрывами. Здесь мы нашли небольшое углубление вроде пещеры и развели
в нем костер. Дерсу повесил над огнем котелок и вскипятил воду. Затем он достал из своей котомки кусок изюбровой кожи, опалил ее на огне и стал ножом мелко крошить, как лапшу. Когда кожа была изрезана, он высыпал ее
в котелок и долго варил. Затем он обратился ко всем со следующими словами...
Тут только мы заметили, что к лежбищу ни с какой
стороны подойти было нельзя. Справа и слева оно замыкалось выдающимися
в море уступами, а со
стороны суши были отвесные
обрывы 50 м высотой. К сивучам можно было только подъехать на лодке. Убитого сивуча взять с собой мы не могли; значит, убили бы его зря и бросили бы на месте.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились
в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая на север крутыми
обрывами. По ту
сторону водораздела общее направление долин шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки реки Лефу.
Путь наш лежал правым берегом Ли-Фудзина. Иногда тропинка отходила
в сторону, углубляясь
в лес настолько, что трудно было ориентироваться и указать, где течет Ли-Фудзин, но совершенно неожиданно мы снова выходили на реку и шли около береговых
обрывов.
Следующий день мы продолжали свой маршрут по реке Инза-Лазагоу. Долина ее
в средней части суживается, но затем опять начинает расширяться. Горы с правой
стороны крутые и скалистые.
В их
обрывах когда-то нашли прожилки серебросвинцовой руды, отчего и долина получила свое настоящее название. Долина Инза-Лазагоу большей частью свободна от леса, но так как почва
в ней каменистая, она совершенно неудобна для земледелия. Вот почему люди игнорировали ее и поселились около устья.
В одном месте река делала изгиб, русло ее проходило у противоположного берега, а с нашей
стороны вытянулась длинная коса. На ней мы и расположились биваком; палатку поставили у края берегового
обрыва лицом к реке и спиною к лесу, а впереди развели большой огонь.
Несколько южнее
в береговых
обрывах можно наблюдать выходы вулканического туфа с прослойками горючей серы. Горы с северной
стороны бухты оканчиваются
обрывами высотой 75–98 м с узкой намывной полосой прибоя, на которую море выбросило множество морской травы.
Тогда Ноздрин потрогал змей палкой. Я думал, что они разбегутся во все
стороны, и готовился уже спрыгнуть вниз под
обрыв, но, к удивлению своему, увидел, что они почти вовсе не реагировали на столь фамильярное, к ним отношение. Верхние пресмыкающиеся чуть шевельнулись и вновь успокоились. Стрелок тронул их сильнее. Эффект получился тот же самый. Тогда он стал бросать
в них камнями, но и это не помогло вывести их из того состояния неподвижности, лени и апатии,
в которой они находились.
Что было дальше — я не помню. Кажется, я хотел еще что-то спросить, но, к счастию, не спросил, а оглянулся кругом. Вижу: с одной
стороны высится Мальберг, с другой — Бедерлей, а я… стою
в дыре и рассуждаю с бесшабашными советниками об «увенчании здания», о том, что людей нет, мыслей нет, а есть только устав о кантонистах, да и тот еще надо
в архиве отыскивать… И так мне вдруг сделалось совестно, так совестно, что я круто
оборвал разговор, воскликнув...
Партия строилась к походу, и, не сказавшись никому, я ушел с гимназистами
в противоположную
сторону, и мы вскоре оказались на страшном
обрыве, под которым дома, люди и лошади казались игрушечными, а Терек — узенькой ленточкой.
Надобно осторожно, утомив наперед, выводить его на поверхность воды и наблюдать, чтобы круги, которые он станет давать, были не слишком широки: иначе ему будет легко, бросившись
в сторону, натянуть лесу и
оборвать.
Она подымается крутым хребтом у самой реки и представляет нескончаемую перспективу зеленеющих выпуклых холмов, долин и
обрывов, которые с одной
стороны смотрятся
в Оку, с другой — убегают, постепенно смягчаясь, во внутренность земель.
Они возились на узкой полосе земли, вымощенной камнем, с одной
стороны застроенной высокими домами, а с другой — обрезанной крутым
обрывом к реке; кипучая возня производила на Фому такое впечатление, как будто все они собрались бежать куда-то от этой работы
в грязи, тесноте и шуме, — собрались бежать и спешат как-нибудь скорее окончить недоделанное и не отпускающее их от себя.
В стороне ото всех, у
обрыва небольшой промоины, улеглись трое молодых парней, а пред ними стоял Ежов и звонко говорил...
Дом Бориса Петровича стоял на берегу Суры, на высокой горе, кончающейся к реке
обрывом глинистого цвета; кругом двора и вдоль по берегу построены избы, дымные, черные, наклоненные, вытягивающиеся
в две линии по краям дороги, как нищие, кланяющиеся прохожим; по ту
сторону реки видны
в отдалении березовые рощи и еще далее лесистые холмы с чернеющимися елями, налево низкий берег, усыпанный кустарником, тянется гладкою покатостью — и далеко, далеко синеют холмы как волны.
Что делать Юрию? —
в деревне,
в глуши? — следовать ли за отцом! — нет, он не находит удовольствия
в войне с животными; — он остался дома, бродит по комнатам, ищет рассеянья,
обрывает клочки раскрашенных обоев; чудные занятия для души и тела; — но что-то мелькнуло за углом… женское платье; — он идет
в ту
сторону, и вступает
в небольшую комнату, освещенную полуденным солнцем; ее воздух имел
в себе что-то особенное, роскошное; он, казалось, был оживлен присутствием юной пламенной девушки.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные
стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается
обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Сидя на краю
обрыва, Николай и Ольга видели, как заходило солнце, как небо, золотое и багровое, отражалось
в реке,
в окнах храма и во всем воздухе, нежном, покойном, невыразимо чистом, какого никогда не бывает
в Москве. А когда солнце село, с блеяньем и ревом прошло стадо, прилетели с той
стороны гуси, — и все смолкло, тихий свет погас
в воздухе, и стала быстро надвигаться вечерняя темнота.
Вечером гончар на
обрыве жег горшки. Внизу на лугу девушки водили хоровод и пели. Играли на гармонике. И на заречной
стороне тоже горела одна печь и пели девушки, и издали это пение казалось стройным и нежным.
В трактире и около шумели мужики; они пели пьяными голосами, все врозь, и бранились так, что Ольга только вздрагивала и говорила...
И вот на дальнейшем пути исканий Достоевского мы наталкиваемся на странную психологическую загадку — совсем ту же, которая поражает
в исканиях библейского Иова.
Обрыв на пути. Непереходимая пропасть. На дне пропасти — не разрешенные, а только задушенные вопросы. По ту же
сторону пропасти — гимн и осанна.
Взобравшись на гребень большого отрога, идущего к реке от главного массива, я остановился передохнуть и
в это время услышал внизу голоса. Подойдя к краю
обрыва. я увидел Ноздрина и Чжан-Бао, шедших друг за другом по льду реки. Отрог, на котором я стоял, выходил на реку нависшей скалой, имевшей со
стороны вид корабельного носа высотою более чем
в 100 метров.
За сопкой Гулика река Копи выходит на равнину Цзаусано и разбивается на несколько больших проток. Характер береговых
обрывов, далеко отодвинутых
в сторону, и заболоченные острова между протоками свидетельствуют о том, что раньше здесь был морской залив и что маленькие речки Яна, Улике и Копка самостоятельно впадали
в море.
В те времена устье реки Копи находилось около сопки Гулика.
Во флигеле, построенном
в глубине двора Висленевых и выходящем одною
стороной в старый, густой сад, оканчивающийся крутым
обрывом над Окою, живет сама собственница дома, Лариса Платоновна Висленева, сестра знакомого нам Иосафа Платоновича Висленева, от которого так отступнически отреклась Александра Ивановна.
Так и продолжалась жизнь наших супругов
в течение целого года: со
стороны мужа шла ровная предупредительность, а со
стороны Лары — натянутое молчание, прерывавшееся для разнообразия лишь вспышками вроде описанной и заключавшееся тоже внезапным
обрывом на недоговоренном слове.
Мы поднялись по тропинке вверх. Над
обрывом высились три молодых дубка, а дальше без конца тянулась во все
стороны созревавшая рожь. Так и пахнуло
в лицо теплом и простором. Внизу слабо дымилась неподвижная река.
— Ничего!.. — прервал он Кузьмичева. — Знайте, Андрей Фомич, что Василий Теркин, сдается мне, никогда не променяет вот этого места (и он приложился пальцем к левой
стороне груди) на медный пятак. Да и добро надо помнить! Вы меня понимали и тогда, когда я еще только выслуживался, не смешивали меня с делеческим людом… Андрей Фомич! Ведь
в жизни есть не то что фатум, а совпадение случайностей… Вот встреча с вами здесь, на
обрыве Откоса… А хотите знать: она-то мне и нужна была!
Солнце садилось за бор. Тележка, звякая бубенчиками, медленно двигалась по глинистому гребню. Я сидел и сомнительно поглядывал на моего возницу. Направо, прямо из-под колес тележки, бежал вниз
обрыв, а под ним весело струилась темноводная Шелонь; налево, также от самых колес, шел овраг, на дне его тянулась размытая весенними дождями глинистая дорога. Тележка переваливалась с боку на бок, наклонялась то над рекою, то над оврагом.
В какую
сторону предстояло нам свалиться?
С разбегу перепрыгнул через канаву и побежал навстречу ветру к лощине. Продираясь сквозь кусты, обрываясь и цепляясь за ветки, я скатился по откосу к ручью, перескочил его, полез на
обрыв. Осыпалась земля, обвисали ветви под хватающимися руками. Я представлял себе, — иду
в атаку во главе революционных войск. Выкарабкался на ту
сторону, вскочил на ноги.
Христиане же были
в растерянности и, оставаясь до сих пор с другой
стороны горы, противоположной той, где появились Зенон и Нефора, не видали ничего того, что произошло у
обрывов, и отвечали...